Пад саламянай страхой палаца графа Валіцкага

О жизни магнатских резиденций Беларуси написано немало. Культурные и материальные сокровища дворцов и замков князей Радзивиллов, Сапег, Сангушек, Огинских не перестают будоражить воображение, удивлять и вызывать восхищение. Не менее увлекательными оказываются и истории сотен шляхетских родов, от резиденций которых в нынешних деревнях и агрогородках часто не осталось и следа. А сколько еще у нас было фольварков, застенков, дворов! И у каждого – своя история, которая порой оказывается богаче хорошего авантюрного романа.

В 1892 году в Петербурге вышли «Очерки кавалерийской жизни», автором которых был кадровый военный и популярный писатель Всеволод Крестовский. Изображая походные будни и уклад гарнизонной жизни, автор описывал реальные места и реальные события, свидетелем которых ему довелось быть.

Однажды летом его эскадрон был отправлен в Гродненскую губернию «на траву». Так Крестовский оказался недалеко от местечка Озёры (нынешнего агрогородка в Гродненском районе), в фольварке Вильяново, название которого местные жители уже к тому времени изменили на Ильяново. «Свернули с большой дороги влево и пошли проселком, – пишет Крестовский. – Впереди засинела гора, покрытая сосновым бором. Это Гродненская пуща зачинается. На склоне этой горы, среди леса, стоит Ильяновский фольварк, куда мы теперь направляемся. Дорога идет открытыми полями, по которым торчат высокие, покосившиеся кресты, разбросанные и там и сям, во все стороны; кое-где видны соломенные кровли убогих деревушек, кое-где возвышаются группы высоких тополей, являющиеся неизменной принадлежностью панских фольварков. (…) Эскадронный командир, который уже не первое лето стаивал в этих местах «на траве», разрешил наше недоумение: здесь некогда был обширный парк знаменитого польского графа Валицкого. Этот прекрасный парк давно уже заброшен, забыт, заглох и превратился в дикий лес, где местами сохранились еще и до наших дней одичалые кусты жасмина, роз и сирени».

Местечко Озёры и фольварк Вильяново на карте Шуберта

Нижние чины эскадрона разместились по фольварковым сараям, офицеры – в комнатах панского дома, являющегося, как пишет Крестовский, «лучшим образцом тех помещичьих обиталищ, которые известны под характерным именем соломенных дворцов». Этот «палац сломяны» представлял собой низенькую, деревянную, одноэтажную постройку с соломенной крышей, поросшей зеленым мхом, с покривившимися окнами, с бревенчатыми балками поперек потолка, с белеными стенами и некрашеным полом, под которым гнездились ужи и иногда сквозь широкие щели заползали в комнаты. «Но чуть ступишь под эту убогую кровлю, – пишет Крестовский, – тут и начинается это странное, смешанное впечатление. Внутри ряд низеньких темноватых комнат. Мебель сбродная, стародавняя и дубовато-крепкая, всем характером и видом своим обличающая несомненное местное происхождение. Все серо и скудно, и ото всего веет каким-то сыровато-затхлым холодом запустения и некоторой мрачностью. Но тем сильнее, тем поразительнее действует на вас неожиданный вид драгоценных предметов самой изысканной артистической роскоши, собранных в этих бедных стенах, под этой соломенной кровлей. В углах стоят китайские боги и японские фарфоровые вазы, более чем в полтора аршина вышиной, испещренные затейливой живописью; на окнах и на простых, тесовых столах тоже красуются подобные же сосуды, несколько меньших объемов, носящие на себе клейма китайских и древних японских мастеров, рядом с произведениями королевско-саксонской и севрской фабрики. Стеклянный шкаф, на котором скалит зубы чей-то желтый череп, облеченный в древний рыцарский шлем, наполнен дорогим и редким хрусталем и коллекцией дорогих яшм, аметистов, лазоревого камня, малахитов и других наиболее ценных горных пород. На стенах в старинных золоченых рамах, почерневших от времени, висят прекрасные картины, принадлежащие кисти старых, хороших мастеров испанской и французской школы. Но, Боже мой, в каком запущении, в каком упадке все эти драгоценные коллекции! Иные картины прорваны и облуплены, хрусталь побит, некоторые вазы сломаны… Кому, когда, зачем и для чего пришла идея совокупить и погребсти от света все эти коллекции под неприветливой кровлей убогого домишки, одиноко брошенного среди пустыря Гродненской пущи? Тот, кто сделал это, был в своем роде замечательным человеком, и память о нем сохранилась, по преданию, еще и доселе далеко за пределами Ильяновского фольварка».

Михал Валицкий. Гравюра середины ХIX в.

Этим человеком был шляхтич Михал Валицкий (1764 – 1828), известный в свое время филантроп, удачливый карточный игрок и авантюрист, которыми было так богато XVIII столетие.

Родился он в Минской губернии в семье застенкового шляхтича. Науки постигал в иезуитском коллегиуме в Могилеве. Мог бы получить хорошую должность и прожить спокойную жизнь, но такая перспектива его не прельщала. Молодой человек, прекрасно игравший на бильярде и в карточного фараона, отправился в большой свет – за приключениями и фортуной. Сначала поехал во Львов, где познакомился с польским аристократом Станиславом Солтыком, который взял его с собой в Вену.

Станислав Солтык и князь Миклош Иосиф Эстерхази

Успех в азартных играх открыл Валицкому не только путь к богатству, но и двери в высшее общество. В Вене состоялось его знакомство с князем Миклошем Иосифом Эстерхази, одним из богатейших людей Венгрии, имевшем прозвище «Великолепный». Его роскошный дворец и барочный сад в летней резиденции Эстерхаза называли венгерским Версалем. Соответственно, и знакомства его были великосветскими. Летом 1773 года князь принимал в Эстерхазе императрицу Марию Терезию блестящим праздником и прогулкой на санях по посыпанным солью дорожкам парка (подобными «подвигами», как мы знаем, в это же время отличался и владелец Несвижа князь Кароль Станислав Радзивилл по прозвищу Пане Коханку). Эстерхази представил Валицкого своим друзьям, в том числе герцогине де Полиньяк, близкой подруге королевы Франции Марии-Антуанетты. Молодой человек был приглашен в Париж, где открылась новая страница его биографии.

Герцогиня де Полиньяк (слева) и королева Мария-Антуанетта. Портреты кисти Элизабет Виже-Лебрен, 1783 г.

В Париже удачливый застенковый шляхтич из белорусской глубинки играл не только с первыми французскими аристократами, но и с самой королевской четой. Почти всегда выигрывал, сколотил огромное состояние, держал открытым свой роскошный дом, был приветлив и обходителен в общении.

В Париже Валицкий имел случай познакомиться с Кшиштофом Веселовским – археологом, нумизматом и знатоком древностей. Это знакомство и дружба дали ему возможность пополнить полученные у могилевских иезуитов знания по разным предметам, чем потом он не раз удивлял своих знакомых. От ученого мужа Валицкий получил и глубокие познания, касающиеся произведений искусства и драгоценных камней.

В 1787 году Михал Валицкий купил себе титул подстолия коронного, а находясь в Италии – титул графа, который утвердил король Станислав-Август. «Мало того, что он был графом и миллионщиком, он находился в самых приятельских отношениях со значительнейшими фамилиями в Италии, Франции, Англии и Германии, и его хорошо принимали при многих дворах, – писал в своих воспоминаниях Фаддей Булгарин. – Речь, тон, манеры, образ жизни, все обнаруживало в Валицком человека, привыкшего к высшему обществу, а жил он, как настоящий герцог времен Людовика XIV. Все терялись в догадках насчет приобретения Валицким богатства, и все старались приобрести его дружбу или благосклонность, потому что обеды его были знамениты во всей Европе, щедрость изумительная, обхождение самое приятное, вкус во всем изящный, красноречие увлекательное и нрав самый веселый и уживчивый».

Европейский фарфор галантного века

Французская революция увеличила состояние игрока и авантюриста. Оставляя Париж, он приобрел множество ценных вещей и произведений искусства, которые тогда продавались в больших количествах и очень дешево. Валицкий купил дворец в Варшаве, потом, наконец, вернулся в родные края. Судьба забросила его в Гродненскую губернию. Возвращаясь к книге Крестовского, читаем: «Здесь он накупает себе несколько богатейших имений и, между прочим, Езёры (целое местечко, к которому принадлежало более десятка деревень и фольварков, раскинутых по окрестности), осушает в них многие болота и проводит сплавные каналы». Здесь-то он строит и свой «палац сломяны», который называет Вильяново.

Валицкий жил то в Гродно, то в Вильно, а после восшествия на престол императора Александра I переехал в Петербург, где купил собственный дом на углу Морской улицы и Почтамтского переулка. «Комнаты графа Валицкого, – писал его современник Фаддей Булгарин, – меблированы были с величайшим вкусом и великолепием. По возвращении Крузенштерна из путешествия вокруг света, привезенные товары на кораблях «Надежде» и «Неве» продавались с аукциона, и вся знать съезжалась туда ежедневно, покупать или любоваться произведениями Китая и Японии. Граф Валицкий купил лучшие вещи: китайские шелковые обои на несколько больших комнат, множество китайских и японских ваз и разных фарфоровых вещей (…).

Но что составляло истинное богатство, это множество драгоценных камней и различных галантерейных вещей, которые находились в ящиках, за стеклом, в его кабинете. Коллекция его золотых эмалированных табакерок почиталась, по справедливости, первой в Европе (…). Несколько столовых сервизов графа Валицкого изумляли богатством и изяществом, и к золотому сервизу, в коралловых черенках ножей и вилок, вставлены были драгоценные каменья. Между редкостями графа Валицкого известен целому свету его сапфир, изменявший свой цвет после захождения солнца, и послуживший г-же Жанлис предметом к написанию повести».

Ожерелье с сапфиром «Голубая красавица Азии». Современное фото

Как и многим драгоценным камням, сапфиру издавна приписывались магические свойства. В античные времена его считали застывшей каплей напитка бессмертия, испить который могли только сами боги. Камень бывает разных оттенков, но чаще всего ювелиры используют минералы синего цвета. «Одни из них похожи на васильки в пшенице, другие – на осеннее небо, иные – на море в ясную погоду», – отмечал русский писатель Александр Куприн.

О сапфире, которым владел Валицкий, автор сентиментальных французских романов графиня де Жанлис, не пробивавшая новых путей в литературе и находчиво удовлетворявшая спрос современников, написала в своей повести «Le Saphir merveilleux, ou le Talisman du Bonheur» («Великолепный сапфир или Талисман счастья»). Книга не пережила своего времени, хотя тут же была переведена на польский язык Анной Мостовской из князей Радзивиллов и в 1806 году издана в Вильно.

Портрет графини де Жанлис кисти Мари Лемуан. 1781 г.

Титульный лист перевода на польский повести графини де Жанлис «Великолепный сапфир». Вильно, 1806 г.

Последние годы жизни Михал Валицкий провел в Вильно и умер бездетным. В это время он оказывал финансовую поддержку Виленскому университету и лицею в Кременце. Общая сумма пожертвований, сделанных им на учебные заведения, достигала двух миллионов злотых. В 1806 году в Вильно он учредил стипендию для бедных, но способных юношей, носивших фамилию Валицкий. В Озёрах в 1807 – 1809 годах основал суконную и бумажную фабрики.

Владельцем имения Озёры после смерти авантюрного графа в 1828 году стал один из стипендиатов – Леопольд Валицкий (1814 – 1875). После того, как он принял участие в восстании 1863 – 1864 годов, его лишили сословных привилегий, отобрали имение и сослали в «наиболее отдаленные места Сибири».

Всеволод Крестовский, уже после этих событий стоявший со своим эскадроном в Гродненской пуще, вспоминает о портрете Михала Валицкого, который он видел в «соломенном дворце»: «В Ильяновском фольварке стоял прислоненный к стене подрамок с огромным холстом, на котором замечательно сочной кистью изображен во весь рост Валицкий, с задумчивыми голубыми глазами, среди роскошной обстановки богатого кабинета. Он сидит в кресле у стола, одетый в богатый французский кафтан; пред ним стоит раскрытый ларец, наполненный драгоценностями, а в руке изображены нити крупных бриллиантов, которыми фантастический граф как будто небрежно и задумчиво играет». Далее автор сообщает о том, что конфискованное у Леопольда Валицкого имение приобрел высокий российский чиновник граф Николай Левашов, а портрет бывшего владельца «перешел во владение семейства господ Костялковских в Гродне».

Если время и люди не пощадили роскошную резиденцию Сапег в Ружанах или монументальный замок Сангушек в Смолянах, то что же говорить о «соломенном дворце», затерянном в Гродненской пуще? Но харизматичная личность его бывшего владельца, хочется верить, еще найдет свое воплощение на страницах белорусской беллетристики.

Вполне возможно, что действия в будущем историко-авантюрном романе будут проходить не только в разных городах Европы, но и в сохранившемся гродненском дворце Валицкого. Наш герой того достоин!